1918. Красное и белое
Взять власть проще, чем удержать. 1918 год стал для Советской Республики лакмусовой бумажкой: выстоит или сломается. Внутри — Гражданская война с голодом и разрухой, снаружи дамокловым мечом нависла неоконченная мировая война и интервенция. В жизни «Известий» год был очень важным: вместе с правительством газета переехала из Петрограда в Москву.
Контора (так тогда называли редакцию) «Известий» обосновалась в бывшем сытинском доме в центре Москвы, на Тверской, 48. Прежде там издавали газету «Русское Слово», гордость дореволюционной русской журналистики. В ней печаталcя гуру репортерского дела Владимир Гиляровский. Газета славилась своей сетью корреспондентов по всей России, и эту полезную опцию взяли на вооружение и советские «Известия».
Однако старые традиции еще держались: несмотря на Декрет за подписью Луначарского от 5 января 1918 года, предписывавший «всем правительственным и государственным изданиям…печататься согласно новому правописанию», «Известия» не спешили выкидывать на свалку истории ять, фиту и ижицу. Газета отказалась от старой орфографии лишь в октябре 1918-го (в один день с «Правдой»).
В дефиците оказались не только типографские буквы, но и само время: 1918 год рекордно укоротился на 14 дней и составил всего 352 дня. С 14 февраля страна стала жить по григорианскому календарю — «в целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени». А чтобы Церковь не возмущалась (именно она прежде не давала отказаться от юлианского календаря), за пару дней до этого ее отделили от государства. После чего на Церковь начались гонения — из окна известинской конторы это было хорошо видно. Страстной монастырь сначала украшал собою площадь напротив сквера с памятником Пушкину, потом в монастыре открыли институт, затем он был стерт с лица земли: во время расширения Тверской на место монастыря переставили опекушинского Пушкина.
Оставшееся время 1918-го мчалось так, что люди и события в нем перемещались со скоростью бозона Хиггса в адронном коллайдере. Какие там «Города и годы»! Впору было писать роман «Города и минуты». Учредительное собрание прожило ровно сутки, Украина вспыхнула гражданской войной, Константина Паустовского забрали в армию гетмана Скоропадского, мобилизованный в Киеве врач Михаил Булгаков вечерами писал заметки для будущей «Белой гвардии» — его первого и самого любимого романа. Кстати, одним из прототипов его героев станет Виктор Шкловский — восходящая звезда советского литературоведения, по совместительству — бесстрашный эсер-боевик.
Время не располагало к сантиментам: даже проговаривать названия полностью было некогда: настала эпоха великих сокращений. Совнарком, ВЧК, Нарковоенмор, Наркомпрос и прочие «сокры» ласкали революционный слух не только в рекламных объявлениях (где причина ясна: буквы — это деньги), но и на полосах «Известий».
Не успела Россия отойти от Брестского мира, который лишил страну важнейших территорий, зато дал шанс выйти из войны, как лето, традиционно недоброе в России (вспомним начало Первой мировой войны, корниловский мятеж августа 1917-го, не говоря уже о грядущем июне 1941-го и августе 1991-го) готовило ужасные испытания. В Москве средь бела дня застрелили германского посла Вильгельма фон Мирбаха. Начался мятеж левых эсеров. «Известия» посвятили событию целую полосу. Накануне в редакции впервые (и единственный раз в истории газеты) побывал Владимир Ленин. «Беседу» с вождем публикуют почему-то с ремаркой «приблизительно». Спустя месяц Фанни Каплан стреляет в Ленина.
Много позже советский историк-этнолог Лев Гумилев поделил людей на пассионариев и их антиподов. Так вот, в 1918-м вся Россия была наполнена пассионариями. Не зря Ленин любил слушать «Аппассионату» — мощнейшую музыку другого великого пассионария, Людвига ван Бетховена.
Музыка же революции порой была дисгармонична. Но другой не было. Чуткий Блок первым уловил ее и потряс современников поэмой «Двенадцать». Она не только разделила его жизнь на «до» и «после», но и расколола русскую интеллигенцию. В кругах прежних соратников Блок стал нерукопожатным.
Однако истинное искусство не умирает. Несмотря на все беды, нищету и войны, в России с 1918 по 1923 год было открыто 250 новых музеев. И сегодняшний музейный бум — во многом отголосок того времени.
Непридуманная пьеса для председателя ВЧК
Мятеж левых эсеров в Москве был подавлен. Отчету о том, как развивались события в Москве, посвящена целая полоса «Известий» от 8 июля 1918 года. Оторваться невозможно, она читается, как детектив или, скорее, как фарс. Хотя участникам тех событий все, наверное, виделось несколько иначе. Мы решили оформить газетные диалоги в духе пьесы.
Действие второе, картина третья
На сцене —нехитрый реквизит штаба левых эсеров, арестованные во время мятежа Феликс Дзержинский и его подчиненные-чекисты, финские караульные, лидер мятежников эсер Дмитрий Попов (тоже чекист, бывший балтийский матрос).
Тов. Дзержинский (арестованный и обезоруженный левыми эсерами) —Попову:
— Дайте мне револьвер —я вам пущу пулю в лоб.
Попов —Дзержинскому:
— А вот я не мог бы так убить человека.
(Незадолго до того левые эсеры ликвидировали германского посла Мирбаха. —«Известий»).
Тов. Дзержинский (кричит):
— Трус! Уходите отсюда!
ЗАНАВЕС
Архив газеты "Известия" 1918 год:
Александр Блок — гений переломной эпохи, интеллигент до мозга костей, профессорский сын, зять химика Дмитрия Менделеева, потряс своих соратников по перу тем, что оставил символизм, Прекрасную Даму и безоговорочно принял революции 1917 года — сначала Февральскую, а потом — Октябрьскую. Результатом стал небывалый творческий взлет — поэма «Двенадцать» и стихотворение «Скифы», написанные Блоком в 1918 году. «Двенадцать» почти никто из современников не понял и не принял, настолько новаторской для мелодиста Блока оказалась форма, взявшая голос улицы и блатного шансона. Наверное, именно так о революции спел бы Владимир Высоцкий, живи он в 1918-м. Правда, Блока «замучили», как потом раскаивался Анатолий Луначарский, — его как известнейшего поэта включили в миллион пролетарских комиссий и комитетов. Если в мае 1917-го он редактировал стенограммы допросов царских чиновников в Чрезвычайной следственной комиссии, то после Октября работал с Николаем Гумилевым и Максимом Горьким в издательстве «Всемирная литература», читал лекции в Институте красной профессуры, бесконечно выступал. Однажды в нетопленом зале он несколько часов читал лекцию одному-единственному студенту —приехавшему из Сибири Всеволоду Иванову, автору будущего советского бестселлера «Бронепоезд 14-69». И при этой нагрузке он ухитрялся издавать по три сборника стихотворений в год. Блока травили эмигранты —Иван Бунин отозвался о нем очень зло в «Окаянных днях». Но никто и никогда больше так искренне и щемяще не написал о революции, как Блок, пропустивший события той жестокой эпохи через свое сердце. Скончался Блок в 1921году.
Яков Блюмкин — советский «суперагент 007» 1920-х годов. В мемуаристике считается прототипом молодого Штирлица (Исаева). Легендарная, таинственная личность, про которого, в общем-то, мало что известно достоверно. Даже отчеств и описаний внешности у него несколько, не говоря о месте и годе рождения. В школе Блюмкин блестяще овладел гимнастическими навыками, а позже — дюжиной иностранных языков. Формально — служил в ВЧК на солидных постах. Был вхож в круги литературной богемы Москвы. Водил знакомство с Лилей Брик, Надеждой Мандельштам: эти женщины оставили прямо противоположное описания его внешности — от «коренастого чекиста» до «высокого человека с тонкими чертами лица». Владимир Маяковский надписал ему книгу: «Дорогому Блюмочке». Есть версия, что это Блюмкин застрелил германского посла Вильгельма фон Мирбаха в июле 1918-го, заварив всю кашу с левыми эсерами. Но и эта история слишком запутанна, чтобы ее можно было трактовать однозначно. Впрочем, официальную версию событий читайте в «Известиях». После всех этих невероятных похождений Блюмкина не арестовали, ему покровительствовал Лев Троцкий, причем сделал своим ближайшим помощником в годы Гражданской войны. Совсем немного известно о секретной миссии Блюмкина в Персию и Турцию.
В конце концов сталинское ОГПУ добралось до Блюмкина.
Александра Коллонтай — вторая в мире женщина-посол (первой в 1920-м стала армянка Диана Абгар) и первая женщина-министр в России. Она происходила из богатой семьи. Наперекор желанию родителей стала женой инженера Коллонтай, но семейная лодка разбилась о революцию: Александре наскучила роль жены, она увлеклась идеями Ленина и уехала учиться за границу. Быстро стала профессиональной революционеркой со всеми атрибутами —арестами и тюрьмами. Была знакома с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. В 1917 году, чтобы вызволить Коллонтай из Выборгской тюрьмы, за нее заплатили выкуп правительству Керенского Горький и Красин. Коллонтай —олицетворение «новой женщины»,за этот идеал она всю жизнь и боролась. «Новая женщина» свободна от рабства кастрюлек, она не должна ревновать, должна уметь подчинять свои эмоции разуму. И, конечно, ей нужно участвовать в управлении государством. После Октября 1917 года в только что образованном Советском правительстве Коллонтай отвечала за социалку — была наркомом призрения, занималась приютами и домами малютки. Пыталась даже реквизировать для этих нужд Александро-Невскую лавру, но верующие святыню отстояли, а церковь предала ее анафеме. После 1923 года Коллонтай переводят на дипломатическую работу. Она стала первой женщиной-послом СССР. Особенно долго представляла Советскую Россию в Норвегии и Швеции. В 1945 году норвежский парламент даже выдвинул ее на Нобелевскую премию мира. Кинофильм «Посол Советского Союза» был популярен в СССР благодаря Юлии Борисовой в роли Коллонтай. Коллонтай часто цитируют в «Известиях». Вот ее выступление в Политехническом музее —популярной площадке для лекций — по поводу итогов четырехмесячного пребывания большевиков у власти. «Да, мы разрушители! — говорит она. — Мы решительно… разрушали всё то, что физически и морально растлевало русский народ!».
